Неточные совпадения
Немногие встречные и, между прочим, один доктор или бонз, с бритой головой, в халате из травяного
холста, торопливо шли мимо, а если мы пристально вглядывались в них, они, с выражением величайшей покорности, а
больше, кажется, страха, кланялись почти до земли и спешили дальше.
Он ворвался в кабинет молодого ротмистра, несмотря на сопротивление камердинера. В кабинете, над диваном, висел портрет хозяина в уланском мундире, писанный масляными красками. — А, вот где ты, обезьяна бесхвостая! — прогремел Чертопханов, вскочил на диван и, ударив кулаком по натянутому
холсту, пробил в нем
большую дыру.
Да и сама беднеющая,
больше двух целковых ожидать тоже нельзя, и то еще сумнительно, а разве
холстом придется попользоваться да крупицами какими-нибудь.
Он представлен с раскинутым воротником рубашки; живописец чудно схватил богатые каштановые волосы, отрочески неустоявшуюся красоту его неправильных черт и несколько смуглый колорит; на
холсте виднелась задумчивость, предваряющая сильную мысль; безотчетная грусть и чрезвычайная кротость просвечивали из серых
больших глаз, намекая на будущий рост великого духа; таким он и вырос.
Сашенька для
большего усовершенствования в живописи возымела смелую мысль изобразить на
холсте мою фигуру…
Кроме отворенных пустых сундуков и привешенных к потолку мешков, на полках, которые тянулись по стенам в два ряда, стояло великое множество всякой всячины, фаянсовой и стеклянной посуды, чайников, молочников, чайных чашек, лаковых подносов, ларчиков, ящичков, даже бутылок с новыми пробками; в одном углу лежал громадный пуховик, или, лучше сказать, мешок с пухом; в другом — стояла
большая новая кадушка, покрытая белым
холстом; из любопытства я поднял
холст и с удивлением увидел, что кадушка почти полна колотым сахаром.
Составилась она из
холста, старого и нового, кто сколько дал и пожертвовал; из старых арестантских онучек и рубах, кое-как сшитых в одно
большое полотнище, и, наконец, часть ее, на которую не хватило
холста, была просто из бумаги, тоже выпрошенной по листочку в разных канцеляриях и приказах.
Луговский окинул взглядом помещение; оно все было занято рядом полок, выдвижных, сделанных из
холста, натянутого на деревянные рамы, и вделанных, одна под другой, в деревянные стойки. На этих рамах сушился «товар». Перед каждыми тремя рамами стоял неглубокий ящик на ножках в вышину стола: в ящике лежали белые круглые
большие овалы.
Чулан тут у них в сенях был из дощечек отгорожен в уголке; там их рухлядь кое-какая стояла: две, не то три коробки, донца, прялки, тальки, что нитки мотают, стан, на котором
холсты ткут, да веретье —
больше у них ничего не было.
Я почувствовал, что кровь бросилась мне в голову. В том углу, где я стоял в это время спиною к стене, был навален разный хлам:
холсты, кисти, сломанный мольберт. Тут же стояла палка с острым железным наконечником, к которой во время летних работ привинчивается
большой зонт. Случайно я взял в руки это копье, и когда Бессонов сказал мне свое «не позволю», я со всего размаха вонзил острие в пол. Четырехгранное железо ушло в доски на вершок.
Не отдавая Никите шинели, он вошел вместе с нею в свою студию, квадратную комнату,
большую, но низенькую, с мерзнувшими окнами, уставленную всяким художеским хламом: кусками гипсовых рук, рамками, обтянутыми
холстом, эскизами начатыми и брошенными, драпировкой, развешанной по стульям.
— Лучше нечем, по женскому делу, как
холстом, потому — женщина
больше в этом понимает, что к чему принадлежит.
— И очень даже, мой друг, ужасно. Но тем это еще было ужаснее, что утром, как оттарабанили они на мне всю эту свою музыку, я оглядываюсь и вижу, что место мне совсем незнакомое: поле, лужица этакая точно есть
большая, вроде озерца, и тростник, и все, как я видела, а с неба солнце печет жарко, и прямо мне во всю наружность. Гляжу, тут же и мой сверточек с
холстами и сумочка — всё в целости; а так невдалеке деревушка. Я встала, доплелась до деревушки, наняла мужика, да к вечеру домой и доехала.
Кума. Где ж им дознаться. Пьяные все. Да
больше за приданым гонятся. Легко ли, дают за девкой-то две шубы, матушка моя, расстегаев шесть, шаль французскую,
холстов тоже много что-то да денег, сказывали, две сотни.
Мне взор ее, казалось, говорил:
«Не унывай, крепись, настало время —
У нас с тобой теперь довольно сил,
Чтоб наших пут обоим скинуть бремя;
Меня к
холсту художник пригвоздил,
Ты ж за ребенка почитаем всеми,
Тебя гнетут — но ты уже
большой,
Давно тебя постигла я душой!
Посреди огромной светлой комнаты стояло несколько столов, заваленных кусками полотна, коленкора,
холста и ситца. Вокруг столов, на низких деревянных скамьях сидело
больше сотни девочек, возрастом начиная с восьми лет и кончая совсем взрослыми восемнадцатилетними девицами. Стриженые головки младших воспитанниц были похожи на шары, недлинные волосы у подростков, заплетенные в косы или уложенные на затылке прически взрослых — вот в чем было существенное отличие между тремя отделениями N-ского приюта.
Иногда цесаревна тут с ними на посиделках, когда они работали, занималась рукоделием, пряла шелк, ткала
холст, зимой же об Святках собирались к ней ряженые слободские парни и девки, и тут разливался чисто русский простодушный разгул: начинались пляски, присядки, веселье и удалые песни, гаданья с подблюдным припевом. Под влиянием бархатного пивца, да сладкого медку, да праздничной бражки весело плясалось на этих праздниках; сама цесаревна до них была во всю жизнь
большая охотница.
Цесаревна иногда с ними на посиделках занималась рукоделиями, пряла шелк, ткала
холст; зимою же об святках собирались к ней ряженые слободские парни и девки, присядки, веселые и удалые песни, гаданья с подобным припевом. Под влиянием бархатного пивца да сладкого медку, да праздничной бражки весело плясалось на этих праздниках. Сама цесаревна была до них
большая охотница.